Приходит в конце октября ко мне на прием мамаша с мальчиком семи лет и, заявив, что она педагог, начинает плакать и говорит, что находится в полном отчаянии.
Вы знаете, доктор, - излагает она достаточно типичную историю, - мне 35 лет, этот ребенок мне тяжело досталс я- родился от третьего мужа, который не пьет, не бьет, зарабатывает деньги, но считает, что воспитание ребенка - дело утомительное. Я сама росла единственным ребенком в семье, мои родители не могли на меня надышаться, и, как я теперь понимаю, меня окружала вседозволенность. Наверное, это плохо, но все-таки я вышла в люди, хотя во взаимоотношениях с этими самыми людьми у меня масса проблем. Мне все время кажется, что они норовят меня задеть в прямом и переносном смысле слова.
«Вернемся к ребенку»,- предложил я, вытаскивая мальчика из-под массажного дивана, где он вынутой из кармана отверткой пытался ковыряться в электрическом разъеме. Мамаша замолчала, посмотрела на меня изучающим взглядом, иронично улыбнулась, вздохнула и без прежнего энтузиазма продолжила:
Беременность - первая по счету - протекала с тяжелым токсикозом, родился он недоношенным, и мы лежали на доращивании. На первом году жизни Мишенька все время орал и не спал. Слава богу, мне помогала мать...
Дальше ее рассказ в точности совпал с описанием из руководства по детской неврологии, по которому с уверенностью можно было поставить диагноз «последствия гипоксического поражения головного мозга перинатального происхождения». Но мне хотелось все же услышать, что волнует маму сейчас, когда ее ребенку 7 лет и он уже 2 месяца ходит в школу. Рискуя навлечь ее гнев и потерять пациента, я опять прервал ее и попросил изложить жалобы на сегодняшний день.
Доктор, детский сад мы не посещали: я решила, что ребенку это не нужно. В прошлом сентябре мы пошли на подготовительные курсы. Мы должны были ходить туда 5 дней в неделю, но реально получилось меньше, потому что Мишенька болел, хотя и не так часто, как другие дети. В группе занимались 5-7 человек, и он, по словам преподавателя, был на неплохом уровне. Я постоянно интересовалась его успехами и смотрела записи в тетрадях. Конечно, они были не идеальны, но к апрелю (к моменту окончания курсов) Миша складывал из букв слоги и даже отдельные слова, а по математике освоил письменный и устный счет в пределах десяти, хотя с ошибками. Я почти успокоилась. В мае, а потом летом мы немного занимались, чтобы поддержать форму, а 1 сентября пошли в гимназию. Что тут началось!
В классе 25 человек, урок в сентябре продолжался 35 минут, а с октября уже стал 45 минут. Миша не выдерживает, вскакивает, ходит по классу, не слушает, что говорит учитель, не отвечает на вопросы. На переменах или его бьют, или он сам затевает драку. И в отношении его агрессивности это не злые наветы, потому что на подготовительных курсах подобное уже было... А все те навыки, которые он приобрел на подготовке, - все они куда-то почти полностью исчезли. Меня в октябре уже трижды вызывала учительница, а вчера я была у директора, которая сказала, что, скорее всего, нам придется расстаться и чтобы мы искали другую школу. Я пыталась разговаривать с сыном и ласково, и серьезно, и строго, и наказывала, но дома он вообще не желает ничего слышать про школу, а утром не хочет в нее идти и придумывает разные предлоги, чтобы остаться дома.
Пока мама мне все это рассказывала, я дважды оттащил ребенка от крана с водой и прервал его попытки сломать вентилятор. В конце концов он обосновался у выключателя и стал гасить и зажигать свет в кабинете.
Выслушав мамашу, я стал смотреть ребенка. Разговаривать со мной и отвечать на мои вопросы ему не хотелось. Наконец, после некоторых сложностей, мне удалось его немного разговорить. Выяснилось, что речь у него бедная, не соответствует возрасту и страдает многочисленными произносительными погрешностями. А между тем мальчика записали в гимназию, где с первого класса английский, а со второго - французский язык... Тесты на координацию движений он выполнял очень неуверенно, а часть заданий просто никак не мог понять, как я ни старался их ему объяснить. При общем неврологическом осмотре я обнаружил последствия перенесенной родовой травмы, которую лечили без убедительного эффекта.
Мама не принесла мне никаких тетрадей, поэтому я предложил мальчику сделать простой рисунок. Он нарисовал его, но было видно, что навыка рисования у него нет, хотя карандаш он держит правильно. Я попросил его написать буквы - со слогами дело совсем не пошло, попросил почитать, но он нечетко ориентировался даже в буквах. Перешли к математике: все цифры до десяти он назвал правильно и в прямом, и в обратном порядке, удовлетворительно и достаточно разборчиво написал их, но оперировать ими совсем не мог - ни устно, ни письменно.
Слух, зрение и моторные навыки у ребенка не страдали.
После осмотра мама согласилась, что мальчик показал все, на что способен, и ссылки на то, что «дома, в спокойной обстановке он делает все гораздо лучше» не последовало.
Я объяснил матери, что последствия родовой травмы лечили не очень настойчиво. Пошел ногами ребенок в 1 год 4 месяца, а фразовая речь появилась отчетливо после трех лет. Отсутствие контакта с детьми также сыграло негативную роль. И Миша в щадящих условиях, без конкуренции и стимуляции, без настойчивого лечения последствий родовой травмы дожил до 6 лет и стал готовиться к школе. Там он продемонстрировал определенные успехи и в небольшой группе во время коротких занятий чувствовал себя относительно комфортно. Но за период с мая по сентябрь он сильно растерял приобретенные навыки, а в реальных условиях сложного первого класса гимназии «сломался», просто отказываясь ходить в школу и демонстрируя полную несостоятельность. Хотя объективно он знал буквы и цифры, неплохо держал в руке ручку и в принципе мог бы заниматься в классе, но не в предлагаемом темпе и не с предлагаемой нагрузкой.
В той гимназии, куда попал мальчик, уже к 1 сентября нужно было иметь средневысокие интеллект и память, навык работы в группе численностью 20-25 человек, требовалось уметь читать по слогам и делать вычисления в пределах 10-20. У ребенка также отсутствовала психологическая готовность к школе - у него не было опыта общения с детьми своего возраста, страдало речевое развитие.
Мне все-таки удалось найти общий язык с матерью Миши, и вот какие я дал ей рекомендации.
1. Нужно забрать ребенка из гимназии и определить в обычную школу, где в классе будет внимательный и опытный педагог. Посадить ребенка рядом с учителем. Разрешать ему вставать во время урока, ходить по кассу и выходить в коридор, при условии что он не будет мешать другим детям.
2. Необходимо регулярно заниматься с логопедом.
3. Дома следует проводить постоянную психологическую подготовку, чтобы настроить мальчика к школе позитивно.
4. Нужны регулярные занятия спортом, но не травматичным, идеально - плавание.
5. Показана лекарственная терапия неагрессивными средствами (лучше гомеопатическими или ноотропами), направленная на стимуляцию интеллекта и помогающая ребенку преодолеть ту хроническую стрессорную ситуацию, в которой он оказался в школе.
6. Нужно провести инструментальное обследование, чтобы объективно оценить глубину нарушений в головном мозге, и проводить дальнейшее лечение, опираясь на конкретные критерии.
Я наблюдал этого ребенка на протяжении четырех лет, и к концу третьего класса он почти перестал выделяться в негативную сторону среди учеников своего класса. За это время школу пришлось поменять еще два раза. Очень важно было найти учителя, который с пониманием относился бы к проблемам ребенка. В то же время у Миши не было задержки психического развития и тем более умственной отсталости, поэтому помещать его в коррекционную школу не требовалось.
В любом случае мать обратилась к неврологу поздно: все эти вопросы нужно было обсуждать на протяжении всего предшкольного периода развития ребенка.
Вы знаете, доктор, - излагает она достаточно типичную историю, - мне 35 лет, этот ребенок мне тяжело досталс я- родился от третьего мужа, который не пьет, не бьет, зарабатывает деньги, но считает, что воспитание ребенка - дело утомительное. Я сама росла единственным ребенком в семье, мои родители не могли на меня надышаться, и, как я теперь понимаю, меня окружала вседозволенность. Наверное, это плохо, но все-таки я вышла в люди, хотя во взаимоотношениях с этими самыми людьми у меня масса проблем. Мне все время кажется, что они норовят меня задеть в прямом и переносном смысле слова.
«Вернемся к ребенку»,- предложил я, вытаскивая мальчика из-под массажного дивана, где он вынутой из кармана отверткой пытался ковыряться в электрическом разъеме. Мамаша замолчала, посмотрела на меня изучающим взглядом, иронично улыбнулась, вздохнула и без прежнего энтузиазма продолжила:
Беременность - первая по счету - протекала с тяжелым токсикозом, родился он недоношенным, и мы лежали на доращивании. На первом году жизни Мишенька все время орал и не спал. Слава богу, мне помогала мать...
Дальше ее рассказ в точности совпал с описанием из руководства по детской неврологии, по которому с уверенностью можно было поставить диагноз «последствия гипоксического поражения головного мозга перинатального происхождения». Но мне хотелось все же услышать, что волнует маму сейчас, когда ее ребенку 7 лет и он уже 2 месяца ходит в школу. Рискуя навлечь ее гнев и потерять пациента, я опять прервал ее и попросил изложить жалобы на сегодняшний день.
Доктор, детский сад мы не посещали: я решила, что ребенку это не нужно. В прошлом сентябре мы пошли на подготовительные курсы. Мы должны были ходить туда 5 дней в неделю, но реально получилось меньше, потому что Мишенька болел, хотя и не так часто, как другие дети. В группе занимались 5-7 человек, и он, по словам преподавателя, был на неплохом уровне. Я постоянно интересовалась его успехами и смотрела записи в тетрадях. Конечно, они были не идеальны, но к апрелю (к моменту окончания курсов) Миша складывал из букв слоги и даже отдельные слова, а по математике освоил письменный и устный счет в пределах десяти, хотя с ошибками. Я почти успокоилась. В мае, а потом летом мы немного занимались, чтобы поддержать форму, а 1 сентября пошли в гимназию. Что тут началось!
В классе 25 человек, урок в сентябре продолжался 35 минут, а с октября уже стал 45 минут. Миша не выдерживает, вскакивает, ходит по классу, не слушает, что говорит учитель, не отвечает на вопросы. На переменах или его бьют, или он сам затевает драку. И в отношении его агрессивности это не злые наветы, потому что на подготовительных курсах подобное уже было... А все те навыки, которые он приобрел на подготовке, - все они куда-то почти полностью исчезли. Меня в октябре уже трижды вызывала учительница, а вчера я была у директора, которая сказала, что, скорее всего, нам придется расстаться и чтобы мы искали другую школу. Я пыталась разговаривать с сыном и ласково, и серьезно, и строго, и наказывала, но дома он вообще не желает ничего слышать про школу, а утром не хочет в нее идти и придумывает разные предлоги, чтобы остаться дома.
Пока мама мне все это рассказывала, я дважды оттащил ребенка от крана с водой и прервал его попытки сломать вентилятор. В конце концов он обосновался у выключателя и стал гасить и зажигать свет в кабинете.
Выслушав мамашу, я стал смотреть ребенка. Разговаривать со мной и отвечать на мои вопросы ему не хотелось. Наконец, после некоторых сложностей, мне удалось его немного разговорить. Выяснилось, что речь у него бедная, не соответствует возрасту и страдает многочисленными произносительными погрешностями. А между тем мальчика записали в гимназию, где с первого класса английский, а со второго - французский язык... Тесты на координацию движений он выполнял очень неуверенно, а часть заданий просто никак не мог понять, как я ни старался их ему объяснить. При общем неврологическом осмотре я обнаружил последствия перенесенной родовой травмы, которую лечили без убедительного эффекта.
Мама не принесла мне никаких тетрадей, поэтому я предложил мальчику сделать простой рисунок. Он нарисовал его, но было видно, что навыка рисования у него нет, хотя карандаш он держит правильно. Я попросил его написать буквы - со слогами дело совсем не пошло, попросил почитать, но он нечетко ориентировался даже в буквах. Перешли к математике: все цифры до десяти он назвал правильно и в прямом, и в обратном порядке, удовлетворительно и достаточно разборчиво написал их, но оперировать ими совсем не мог - ни устно, ни письменно.
Слух, зрение и моторные навыки у ребенка не страдали.
После осмотра мама согласилась, что мальчик показал все, на что способен, и ссылки на то, что «дома, в спокойной обстановке он делает все гораздо лучше» не последовало.
Я объяснил матери, что последствия родовой травмы лечили не очень настойчиво. Пошел ногами ребенок в 1 год 4 месяца, а фразовая речь появилась отчетливо после трех лет. Отсутствие контакта с детьми также сыграло негативную роль. И Миша в щадящих условиях, без конкуренции и стимуляции, без настойчивого лечения последствий родовой травмы дожил до 6 лет и стал готовиться к школе. Там он продемонстрировал определенные успехи и в небольшой группе во время коротких занятий чувствовал себя относительно комфортно. Но за период с мая по сентябрь он сильно растерял приобретенные навыки, а в реальных условиях сложного первого класса гимназии «сломался», просто отказываясь ходить в школу и демонстрируя полную несостоятельность. Хотя объективно он знал буквы и цифры, неплохо держал в руке ручку и в принципе мог бы заниматься в классе, но не в предлагаемом темпе и не с предлагаемой нагрузкой.
В той гимназии, куда попал мальчик, уже к 1 сентября нужно было иметь средневысокие интеллект и память, навык работы в группе численностью 20-25 человек, требовалось уметь читать по слогам и делать вычисления в пределах 10-20. У ребенка также отсутствовала психологическая готовность к школе - у него не было опыта общения с детьми своего возраста, страдало речевое развитие.
Мне все-таки удалось найти общий язык с матерью Миши, и вот какие я дал ей рекомендации.
1. Нужно забрать ребенка из гимназии и определить в обычную школу, где в классе будет внимательный и опытный педагог. Посадить ребенка рядом с учителем. Разрешать ему вставать во время урока, ходить по кассу и выходить в коридор, при условии что он не будет мешать другим детям.
2. Необходимо регулярно заниматься с логопедом.
3. Дома следует проводить постоянную психологическую подготовку, чтобы настроить мальчика к школе позитивно.
4. Нужны регулярные занятия спортом, но не травматичным, идеально - плавание.
5. Показана лекарственная терапия неагрессивными средствами (лучше гомеопатическими или ноотропами), направленная на стимуляцию интеллекта и помогающая ребенку преодолеть ту хроническую стрессорную ситуацию, в которой он оказался в школе.
6. Нужно провести инструментальное обследование, чтобы объективно оценить глубину нарушений в головном мозге, и проводить дальнейшее лечение, опираясь на конкретные критерии.
Я наблюдал этого ребенка на протяжении четырех лет, и к концу третьего класса он почти перестал выделяться в негативную сторону среди учеников своего класса. За это время школу пришлось поменять еще два раза. Очень важно было найти учителя, который с пониманием относился бы к проблемам ребенка. В то же время у Миши не было задержки психического развития и тем более умственной отсталости, поэтому помещать его в коррекционную школу не требовалось.
В любом случае мать обратилась к неврологу поздно: все эти вопросы нужно было обсуждать на протяжении всего предшкольного периода развития ребенка.
Врач-невролог «Центра Детской Медицины»
к. м. н. Георгий Андреевич Лапис