Интервью с заместителем директора ФГБУ «Эндокринологический научный центр» Минздрава РФ, доктором медицинских наук Павлом Румянцевым
– Павел Олегович, при каких заболеваниях щитовидной железы пациенту необходимо хирургическое вмешательство?
– Большая часть патологий щитовидной железы хирургического лечения не требует. Оперируем мы тогда, когда это действительно необходимо. В остальных случаях придерживаемся тактики динамического наблюдения, терапии радиоактивным йодом, когда это возможно. А операция требуется при опухолевой патологии щитовидной железы. Опухоли, которые что-то сдавливают, мешают, доставляют пациенту дискомфорт, подлежат обязательному удалению.
– Насколько опасна операция на щитовидной железе?
– Хирургическое лечение по сравнению с другими методами – это всегда опасность хирургической травмы, причем связана она не только со щитовидной железой. Дело в том, что прямо за щитовидной железой находятся важные для организма очень ранимые структуры – паращитовидные железы. В проекции щитовидной железы проходят голосообразующие нервы, и есть риск их повреждения во время операции. До появления последних инноваций этот риск являлся дамокловым мечом, который постоянно висел над пациентом. Но сейчас появляются новые методики, которые позволяют делать электрофизиологическое мониторирование голосовых нервов, то есть увидеть этот нерв и определить, какой он – двигательный или чувствительный. Это важно. Чувствительные нервы можно пересечь, и какое-то время чувствительность будет скомпенсирована за счет других областей. А двигательные – это голосообразование. Их повреждение существенно снижает качество жизни человека, особенно если для него голос – это профессиональный инструмент, как, например, для преподавателя, актера.
Одна из таких методик - интраоперационный нейромониторинг, который позволяет обнаружить нерв во время операции и предотвратить его повреждение.
– Насколько часто возникают подобные осложнения?
– Если говорить о повреждении нервов, то их частота в лучших клиниках мира колеблется в пределах 1,5–2%. В литературе я встречал цифру 14,5%. Но это неприемлемо для современной медицины. Что касается паращитовидных желёз, то частота осложнений в профильных центрах тоже порядка 2–3%, в неспециализированных центрах она выше и, по данным литературы, может достигать 17%.
Рано или поздно даже опытные хирурги сталкиваются с проблемой послеоперационных осложнений. Особенно, когда операция сложная с технической точки зрения. Иногда нерв буквально приходится выделять из опухолевых узлов. Здесь, конечно, важно мастерство и опыт хирурга, но и все вспомогательные методики хороши. Они помогают сохранить пациенту и голос, и нормальную функцию паращитовидных желёз.
– Насколько длителен период реабилитации после операции на щитовидной железе?
– Во время операции мы выделяем нерв и этим травмируем его. Поэтому пациент после операции испытывает определенный дискомфорт, и голос у него восстанавливается не сразу. Как правило, восстановительный период занимает до шести месяцев, иногда до года. Если же через год голос не восстановился, а исследуя голосовые связки, мы видим, что они не двигаются должным образом, то тогда ставится вопрос о реабилитации. В очень тяжелых ситуациях речь может идти о хирургическом лечении – рассечении связок. Как правило, такие пациенты лечились не в крупных специализированных клиниках, а там, где подобные вмешательства проводятся редко, несколько раз в год. Если же принять меры к сохранности нерва во время хирургического лечения, то, конечно, результат будет благоприятным.
–Расскажите немного о профилактике заболеваний щитовидной железы.
– Фоном для возникновения заболеваний щитовидной железы является йодный дефицит. К сожалению, в нашей стране до сих пор нет массовой йодопрофилактики: не во всех магазинах можно найти йодированную соль, отсутствует культура применения йодированных продуктов. Сейчас у нас готовится закон об обязательно йодной профилактике, который уже принят во всех странах мира. Еще один предрасполагающий фактор – ожирение. Число людей с лишним весом растет, а значит, растет количество эндокринных осложнений. И эту проблему надо решать.
Хочу сказать: не надо бояться заболеваний щитовидной железы. Как правило, доброкачественный узловой зоб не приводит к потере или нарушению функций щитовидной железы. Нужно обращать внимание на наличие узла или дискомфорта при глотании. Если обнаружился узел, то надо выяснить его природу. Для этого выполняется несложное исследование: тонкой иголочкой берется пунктат и отправляется в лабораторию. Обязательно проводится тест на уровень тиреотропного гормона. Фактором, провоцирующим развитие рака щитовидной железы, является радиация. Риск развития рака повышается спустя пять лет после облучения и сохраняется до 40 лет после облучения. Кроме того, существуют так называемые генетические заболевания с онкомутацией. Это в трети случаев медуллярная форма рака щитовидной железы. Одно из направлений современной медицины – превентивная хирургия. Что это значит? Когда мы знаем, что есть мутация, но заболевания еще нет, мы удаляем щитовидную железу и получаем 100%-ную выживаемость даже при очень злокачественной опухоли. Подобную операцию, но только на молочных железах, сделала недавно Анджелина Джоли.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее об интраоперационном мониторинге.
– Эта методика, снижающая риск осложнений при хирургии щитовидной железы, находит всеобщее признание во всем мире. Она позволяет хирургу во время операции найти нерв, точно определить, что он двигательный, сохранить его и в конце операции убедиться, что нерв функционально сохранен. Для этого на связочном аппарате гортани устанавливают чувствительные электроды, хирург использует стимулятор и слышит, и видит на мониторе кривую, отражающую работу мышечного импульса и мышечное сокращение. Это метод функциональной визуализации, подтверждающий функциональную сохранность нерва. И тогда можно утверждать, что даже если у пациента возникает временное нарушение голоса, то он полностью восстановится.
Хирургическая техника все время совершенствуется. Сейчас мы говорим о минитравматичности операции, когда нужно удалить (или выкрасть – как говорил мой учитель) щитовидную железу филигранно, из возможно минимального разреза. Имеются техники, позволяющие оперировать вообще без разреза на шее, из подключичной зоны, где рубец не будет так заметен, что очень важно для женщин.
Сейчас мы занимаемся внедрением этих технологий в нашем центре. Мы переходим на видеоэндоскопическую хирургию, минимально травматичную и максимально косметичную, с сокращением пребывания пациента в стационаре. Сегодня пациентов после эндоскопических операций выписывают на следующий день. После традиционных вмешательств больной должен провести в клинике минимум 3– 4 дня.
– Есть ли у вас в центре очереди? Справляетесь ли вы с потоком?
– Очередь есть, но не потому, что мы не успеваем прооперировать всех пациентов, а потому, что во многих случаях следует уточнить: нужна ли операция, в каком объеме. Может быть, пациента необходимо дообследовать. И вот эта ситуация образует некую условную очередь. В целом у нас очереди нет: у нас огромное количество пациентов наблюдается, многие оперируются. Но так как мы еще и научный центр, то мы думаем о том, как улучшить качество и эффективность лечения. В частности, мы занимаемся биобэнкингом – сохраняем биологический материал в глубокой заморозке и используем его в молекулярно-генетических исследованиях. Мы хотим знать, как устроен человеческий организм в плане возникновения в нем заболевания; какова вероятность этого заболевания, как оно будет протекать – латентно, то есть неопасно, или наоборот, агрессивно. И, конечно, мы сейчас думаем об образовательном кластере, потому что в научных центрах должно обязательно присутствовать постоянное медицинское образование. Есть такой английский термин: frombenchtobedside – от лабораторного шкафа до кровати больного. Когда мы узнаем что-то новое о заболевании, об особенностях организма, мы должны сразу же искать способ, как применить эти знания для пациента. Наши приоритеты – фундаментальные исследования плюс практика. И мы чрезвычайно заинтересованы в эффективных инновационных технологиях, повышающих качество и безопасность лечения, точность диагностики. Мы надеемся, что нам удастся предложить российским пациентам все самое лучшее, что есть в мире.